танцевать.
– Прыгай! – сказала Лиса.
Антон подпрыгнул.
– Еще! Еще! Еще!
Антон прыгал, а звери кружились вокруг. Лиса падала и поднималась, шерсть с нее сыпалась, как иглы с засохшей елки, Сова волочила крыло, Медведь ползал, и мокрый темный след оставался за ним на снегу. Не было больше экстаза, только нелепый, пугающий танец калек. Это длилось совсем недолго, вскоре обессиленные звери повалились на землю. Стоять остались лишь Антон и с усмешкой глядевший на него Козел.
– Попробуй теперь надеть лицо, – сказал Волк.
Антон понял, что все еще сжимает в руках маску. Он поднес ее к лицу. Ему почудилось, что между волокон шерсти ползают какие-то существа, вроде белых червей, которые только и ждут, чтобы впиться ему в кожу.
– Не может! – проскрипела Птица, поднимаясь из снега. – Зря мы ждем. Нужно уходить.
– Сначала угощение!
Лиса после нескольких неудачных попыток поднялась. Под рваной шкурой у нее просвечивали кости или, может, палки, которые были у нее вместо костей, челюсть отвисла набок.
– Где угощение, Зайчик?
– Да-да, угощение! – хором сказали остальные.
Антон долго не отвечал, раздумывая, а догонят ли они его, если он побежит.
– Я ничего не принес, простите.
Волк оскалился, кожа на его морде лопнула, и пасть с хрустом вытянулась, стала огромной. Никогда ни у одного волка, ни у одного живого существа не могло быть такой пасти.
В ужасе мальчик отступил назад, споткнулся обо что-то и повалился на спину. Он видел над собой глотку, заслоняющую небо и звезды, глотку, которая могла бы проглотить весь мир, если б захотела.
– Подождите! – прозвучал голос Козла. – Я не так все это помню. Потерпи немного, дорогой мой.
Волк замер, и долго висела тишина, в которой мальчик слышал только стук своего сердца.
А потом послышался голос:
– Тоша!
– Вот и угощение! – сказал Козел.
Антон почувствовал, что холод глубоко-глубоко проникает в него, до самого сердца, так что он никогда больше не сумеет отогреться.
– Оля, беги! – крикнул он.
– Тоша, с кем ты говоришь?
Антон поднялся и увидел, что звери сбились в кучу, из которой торчали лишь глаза и распахнутые пасти. Теперь казалось, что это один зверь, сделанный из костей, зубов и плешивых шкур. Это нечто обходило Антона и приближалось к Оле.
– Оля, уходи! – Антон заслонил сестру и заорал в темноту: – Не трогайте ее!
– Она наша, Зайчик, ты сам привел ее.
– Тоша, пойдем домой, пожалуйста!
– Если ты не отойдешь, мы найдем другого, а тебя съедим, ее съедим, войдем в твой дом и съедим твоих родителей. Отойди. Это твой дар. Твоя плата. Угощение.
Пасти и клювы распахнулись, готовые рвать мясо, но в последний момент Антон крикнул им:
– Стойте!
Звери остановились. Мысли бешено вращались в голове. И вдруг он понял, что нужно сказать. Взгляд его уткнулся в козлиную голову, торчащую из темноты. Козел кивнул, словно прочитав его мысли.
– Она не угощение. Она просто пришла. А угощение… оно… оно еще будет.
– Когда?
– Сейчас. Сейчас.
– Не та ли это падаль, что лежит у тебя во дворе, Зайчик?
– Нет. Нет. Я покажу.
– Я же говорил, – произнес Козел.
Антон повернулся к Оле, и то ли было что-то в выражении его лица, то ли она наконец увидела их, но она с криком бросилась домой. Мальчик проводил ее взглядом и, когда в окнах зажегся свет, двинулся к лесу, а звери тронулись следом.
Антон вышел к поселку, темному и мертвому. Нашел нужный дом, перебрался через забор и постучал в дверь. Полина говорила, что отец ее часто работает по ночам, но даже если он дома – какая разница.
Стучать пришлось долго, а звонка Антон отыскать не смог. Наконец за дверью послышался шорох, а потом испуганный голос:
– Кто там?
Полина.
– Это я, – сказал Антон, надевая маску. – Как и обещал.
Лес поредел, и за деревьями открылось что-то огромное.
Холм.
Его крутые бока поросли соснами с яркой, почти красной корой, а вершина была лысой, как темя монаха.
Лизу поразила царившая у подножия тишина. Здесь не пели птицы, не стрекотали кузнечики, и только сосны шелестели, но как-то совсем тихо, точно из-за тяжелой завесы. Воздух дрожал, и очертания холма немного расплывались.
Лиза вспомнила фильм, который видела давным-давно. В нем огромная черепаха лежала неподвижно много лет, отчего на спине у нее выросли деревья. Люди думали, что это обычная гора, пока однажды из пещеры не выползла голова со сверкающими, будто фары, глазами. В детстве Лиза очень боялась этой сказки, хотя теперь уже не могла понять, что именно ее пугало: страшная черепашья голова или то, что земля под ногами может оказаться живой и обернуться чудовищем.
От странных, тревожных мыслей ее отвлек Игорь. Ему наскучило снимать холм, и он принялся фотографировать жену почти в упор.
– Та-а-ак! – протянул он. – Что у нас здесь? Что за создание? Похоже, какой-то барсук… Щеки-то вон как надула!
– Сам такой! – Лиза заслонялась руками, отмахивалась, а потом бросила в Игоря шишкой, но промахнулась.
– Да и барсуки не надувают щеки, – добавила она, метнув еще один снаряд.
– Осторожнее! – крикнул Игорь со смехом. – Камеру ведь разобьешь!
– Давно надо было разбить. Еще до свадьбы. Только ей интересуешься. А до меня дела нет. Обзываешься!
Лиза бросила еще шишку, снова мимо.
– Ну извини!
– Не-а! – Очередной снаряд попал наконец Игорю в лоб.
– Ах так? Ну ты за это ответишь! – Он убрал камеру в рюкзак и принялся кидаться в ответ.
Лиза смеялась, но чувство тревоги не отпускало. Холм почему-то пугал, а дрожащий воздух делал его похожим на мираж.
Наконец Игорь крикнул: «Все, все, сдаюсь!» – и поднял руки.
– Красиво, правда? – сказал он. – Хоть картину пиши: красные сосны, небо и этот холм. А давай на него заберемся?
Лиза отряхнулась.
– Может, не надо? Смотри, какие там корни. Ногу еще сломаешь – как я тебя домой нести буду?
– Ладно тебе. Мы осторожно. А если хочешь, подожди здесь. Я быстро.
Отпускать мужа совсем не хотелось, как и оставаться одной на этой тихой опушке.
«Да что не так? – подумала она с раздражением. – Это же просто куча земли».
– Хорошо, я с тобой. Только пожалуйста, осторожней.
– Ты тоже.
Подъем был трудный: приходилось цепляться за корни, то и дело случались обвалы, а земля набивалась в кеды. Лиза быстро устала.
– Погоди, – сказала она. – Давай отдохнем.
Игорь и сам запыхался, присел на камень и обмахивался полой куртки, точно
